Это рассказ моей жены Марины о том, как она побывала на алжирской свадьбе. Празднования продолжались три дня. Первый день был полностью посвящен бане, поэтому Марина не брала с собой фотоаппарат. А вот следующие три дня были запечатлены на слайдах, некоторые из которых вы можете увидеть. К сожалению, за прошедшие годы они несколько выцвели.
ПЕРВЫЙ ДЕНЬ
Настоящая алжирская свадьба состоит из трех дней. В первый день все женщины, приглашенные со стороны невесты, идут в баню. Это хорошо: попаримся, решила я. Странно, что мадам Хадиджа, хозяйка нашей виллы и родственница невесты, пригласившая меня на торжество, не стала с собой ничего брать, даже мочалку. Сказала, что все будет на месте. К десяти утра я и вторая приглашенная россиянка Надя спустились на «хозяйский этаж». Мадам Хадиджа была, по-нашему, при полном параде: в необъятном нейлоновом платье, по которому пущены яркие цветы с тарелочку; в золотых серьгах, браслетах, кольцах, цепях и цепочках. Однако скоро на наших глазах всю эту красу скрыло белое, плотное и тоже нейлоновое покрывало (как раз по алжирской жаре). В такое покрывало, называемое хаик, всякая замужняя женщина, если велит муж, должна заворачиваться с ног до головы, когда выходит «на люди». Наряд завершает треугольная тряпочка на завязке (лаарджар), закрывающая все лицо, кроме глаз.
В знак особого расположения и придерживаясь традиции, мадам перед отправлением решила спрыснуть дорогих гостей душистой туалетной водой, что и не замедлила исполнить. После этой процедуры все платье спереди, лицо мое и руки стали совершенно мокрыми и весьма-весьма душистыми.
Благоухающие, мы добрались на такси до дома невесты. Это был обычный арабский дом тоже вроде нашей виллы и в таком же затерянном уголке Алжира. На улицу смотрят глухие стены и закрытые жалюзи, зато внутри есть прохладный дворик под тентом. Мы вошли и остановились, оглушенные… Тут необходимо маленькое отступление.
Довольно часто, особенно ближе к выходным, в Алжире можно услышать странные далекие звуки, напоминающие непрерывные гудки автомобилей в уличной пробке. И вот, во внутреннем дворике дома невесты, где уже собрались человек десять гостей, нас встретили таким вот пронзительным «улюлюканьем», которое со старательным и серьезным видом исполняли все присутствующие женщины. Этим криком приветствуют вновь прибывших гостей невесты, подбадривают и вдохновляют танцующих, выражают всеобщую радость по случаю праздника, а также оповещают всю округу, что в данном доме присутствует невеста.
Пока не забыла: свадьба празднуется мужчинами и женщинами отдельно. Дом невесты – это женское царство, куда не смеет ступить нога мужчины. Сам жених появляется на сцене лишь к концу третьего дня торжества.
Прибывающие гостьи, входя во внутренний дворик, скидывали с себя белые балахоны и «намордники» и блистали парчой, павлинами и полем цветов. Бренчали и сверкали сотни украшений. У многих пожилых кабилок была нанесена татуировка на подбородке, крыльях носа, между носом и верхней губой, а также на груди у шеи, а у молодых женщин этого не было. У некоторых женщин ступни ног и ладони были выкрашены в оранжево-красный цвет. Как мне объяснили, это ближайшие родственники невесты отметили себя хной.
Каждая прибывшая гостья здоровалась со всеми присутствующими дамами. Знакомых в этих случаях целуют 4 раза в обе щеки, а для незнакомых достаточно и двух. Однако почетных гостей, каковых все увидели в нас с Надей, расцеловали все подряд по 4 раза. Я заметила, что некоторые старые кабилки здороваются несколько иначе: после обычного рукопожатия обе стороны целуют пальцы своей правой руки. А то – еще интереснее. Одна старая бабка вдруг огорошила меня тем, что после рукопожатия не отпустила мои пальцы, а поднесла к губам и чмокнула меня в кисть, а потом со всею решительностью сунула мне к губам свою. Такая же трогательная церемония повторяется и при прощании.
Тем временем мы поднялись в дом. Почти вся и без того скудная мебель из комнат была вытащена, а столы, стулья и кровати заменяли поролоновые матрасы, уложенные в разных углах и прикрытые нарядными покрывалами. Здесь я увидела невесту. Двадцатилетняя, невысокая, крепко сбитая невеста по имени Ранья вместе с матерью и сестрой завершала уборку дома. На них был, очевидно, повседневный домашний наряд: простенькая кофточка и интересная юбка, которая представляет собой мешок, стянутый веревочной на талии и с незашитыми внизу боками, куда продеваются ноги.
Нас с Надей усадили на матрасах, откуда-то притащили низенький столик, на котором немедленно появились минеральная вода, пирожные и кофе, и стали развлекать приятной беседой. До сих пор не могу уразуметь, как мы ухитрялись понимать друг друга, имея лишь скудный запас базарных слов, но, как бы то ни было, удалось выяснить, что жених и невеста познакомились сами, без помощи родителей, и что подобное в арабских семьях случается нечасто. Как правило, родители сами подыскивают пару для своего чада и зачастую делают это среди родственников. Например (что выяснилось тут же), дочь нашей хозяйки Хадиджи через год должна выйти замуж за своего троюродного брата.
Часа через два все гостьи (человек двадцать) собрались и под непрерывное «улюлюканье» дружно двинулись в баню. Процессию возглавляла невеста в самом современном джинсовом платье (и пока – «последний нонешний денечек» - без покрывала и «намордника»). Невесту под руки вели замужние женщины. Далее родня несла семь чемоданов со всем необходимым для банного церемониала молодой. За чемоданами двигалась остальная приглашенная масса гостей.
Алжирскую баню можно всегда узнать по выложенному цветными изразцами крыльцу и белым витым колоннам у входа. Войдя в баню, попадаешь сразу в довольно большой полутемный зал для раздевания, пол и стены которого тоже выложены цветным кафелем. На стенах – ряд крючков для одежды, однако ни стульев, ни скамей я не заметила. Все сидят прямо на полу на принесенных с собой простынях. Многие спят между двумя заходами в парилку. Тут же копошится великое множество детей всех возрастов: каждая мамаша приводит с собой весь выводок – обычно от четырех ребят и больше.
У входа в баню нашу славную процессию встретил хор из двух профессиональных «улюлюкальщиц», на фоне которых хор родственников невесты явно побледнел. Всех проводили в отдельную маленькую камору (парадную, специально для свадеб) без окон, со стенами, влажными от пара, освещенную одной тусклой лампочкой. Вся обстановка состояла только из четырех одежных крючков и огромных настенных часов с боем.
Чемоданы были расставлены вдоль стен, из них быстро явились… мешки на резинках и, к вящему изумлению посетительниц российских бань, все в каморе начали не раздеваться, а, скорее, переодеваться. Мало того, что и так все дамы остались в… гм, гм… панталонах, но сверху они натянули эти мешки на резинках, которые закрывали тело от подмышек до колен.
В этаком дивном облачении можно было уже двинуться в зал для мытья. А зал этот достоин отдельного описания. Самой важной частью его является огромная тумба-стол, расположенная в центре, от которой в основном идет тепло. Это же и своеобразная «парильня», хотя правильнее было бы назвать ее «жарильней». Тумбу оккупировали особенные любительницы погреться, хотя немногие могли выдержать больше двух минут. В стенах по кругу сантиметрах в 40 от пола вделаны мраморные чаши, над каждой из которых – два крана: с холодной и горячей водой. Из этих чаш черпают воду для мытья небольшими пластмассовыми мисками. Вот и все оборудование. Ни душа, ни скамей – ничего. Вся моющаяся публика сидит на полу, протянув ноги.
Однако для невесты и ее компании для мытья тоже был отведен «отдельный кабинет» - маленькая (с нашу кухню эпохи бурного строительства) комнатка в углу общего зала. Все ее освещение состояло из того скудного света, который мог проникнуть из зала сквозь дверной проем. По замыслу, невестин закут должен был освещаться двумя огромными свадебными свечами в метр длиной, принесенными все в тех же чемоданах, однако в густых облаках пара они так и не загорелись. В тесную свадебную обитель с почти 100-градусной жарой, к моему восхищению, сумели забиться все двадцать женщин с невестой во главе. Нам с Надей отвели почетное место рядом с виновницей торжества – в уголке, причем на обеих пришлось столь скромное пространство, что, принимая во внимание Надины габариты и без ложной скромности оценивая собственные, я до сих пор не пойму, как же мы там в конце концов поместились. Все прочие тем временем быстренько уселись на пол, протянули ноги и начали мыться, насколько это позволяла неудобная поза, теснота и обилие одежды на теле. Я же минут пять сесть не решалась: мешала брезгливость, однако стоять столбом надо всеми – участь тоже незавидная, так что пришлось примоститься между чьей-то пяткой и спиной и сделать вид, что большего блаженства я не испытывала никогда в жизни.
Между тем за невесту принялись всерьез. Под улюлюканье и песнопения е мыли, скребли, терли и массажировали. Песни были невеселые, перспектива замужней жизни рисовалась явно мрачными красками, и когда Ранья повернулась в мою сторону, я увидела у нее в глазах слезы. Да и было отчего: в свои двадцать лет она практически добровольно шла в тюрьму. Продолжать работать в швейной мастерской будущий муж ей запретил, отныне вся жизнь сведется к деторождению и работе по дому. Она идет в семью мужа, где, помимо него, еще 11 детей. Порядки у свекрови, судя по всему, суровые. Ранью предупредили, что ходить вне дома она будет только закутавшись в покрывало и с закрытым лицом. Замужней женщине по большей части недоступны такие развлечения, как кино, театр, концерты. Живя в городе, расположенном на берегу моря, они подчас никогда не купаются и не ездят на пляж (за исключением современных семей). Единственная возможность появляться на людях – это свадьба и гости.
Кое-как помывшись и одурев от жары и улюлюканья, я шатающейся походкой пробралась между множества ног, торчащих из нашего дверного проема, и решила тихо-тихо смотаться. Увы! Меня вовремя заметили и подвергли еще одному испытанию: массажу. Массаж по-арабски заключается в том, что старая, высохшая, но необыкновенно сильная тетка с ожесточением растирает вас нейлоновой рукавицей. Причем последовательность такова: спина, живот, руки, ноги и, наконец,.. лицо. Как я ни уклонялась, но уши мне тоже хорошенько отмассировали (они потом еще два дня горели). Другим частям тела досталось еще больше. Впечатление такое, что главной целью массажистки было стереть с меня два верхних слоя кожи.
Еле вырвавшись, я сбежала в раздевалку, с кислой улыбкой отказавшись от процедуры удаления волос на руках и ногах особой пастой. В раздевалке, расстелив на каменном полу полотенца, уже восседала хозяйка нашей виллы – мадам Хадиджа, отдыхая перед следующим заходом. Она жевала кору какого-то дерева и стала усердно угощать нас с Надей, говоря, что десны и зубы будут «бьян»! Когда мы от коры отказались, она предложила зеленый орех, кожурой которого следует тереть губы, и тогда они станут «руж»! Надя не устояла. Через час цвет губ действительно изменился, однако, вопреки ожиданиям, не на ярко-красный, а на йодисто-оранжевый, чему Надя вовсе не обрадовалась.
Вскоре из бани выползли и остальные дамы (кроме невесты). Отдохнув и попив кока-колы, они снова отправились в мыльню. Таких заходов в течение последующих четырех часов все (кроме нас с Надей) совершили по нескольку раз. Бедную же невесту так и продержали в темном, душном, жарком закуте. Не знаю доподлинно, что с ней там еще делали, но вывели ее еле живую. Бедняжку усадили в раздевалке, закутав в розовые свадебные махровые простыни, специально предназначенные для этого торжественного дня. Справа и слева от невесты поставили двух детей, держащих зажженные свадебные свечи (те самые, что отказались гореть в моечной комнате). Примерно через полчаса, когда невеста уже начала понемногу шевелиться, ее стали одевать. Белье, туфли и кримпленовый (в 30-градусную жару!) белый костюм были абсолютно новыми, еще в магазинной упаковке. Наряд завершал белый атласный чепец с длинными лентами-завязками. Прочие женщины тоже надели новые наряды. Наконец, все были готовы, и в пять часов вечера мы двинулись обратно в дом невесты. Здесь невеста закрылась в своей комнате и гостям больше не показывалась. Те, впрочем, особенно огорчены этим обстоятельством не были. Расположившись во дворе на поролоновых матрасах, все сначала навалились на угощение – кофе с пирожными, а затем устроили танцы под собственное пение и дробь тамтамов. Во двор принесли и водрузили в дальний его угол кудлатого барана, украшенного розовым бантом. Он был прислан женихом в дар невесте и степенно разгуливал меж гостей, не догадываясь о своей будущей горькой судьбине.
